Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А поскольку нужда в маскировке отпала, у Освальда появилась возможность добраться до кармана собственных брюк (теперь уже не имело значения, насколько при этом обнажатся его ботинки) и извлечь оттуда письмо дяди Альберта.
Элис стала очень красноречивой, особенно после того, как редактор заставил её снять шляпу с половиной искусственной синей птицы, «Преображение» и шиньон. Ему захотелось увидеть, как она выглядит на самом деле. Он сделался очень мил, когда понял из наших слов, сколь угрожающе пагубно приближение свадьбы повлияло на мыслительный процесс дяди Альберта. Услышав же, что, работая над главой про дом дожа, тот пребывал во власти мрачных предчувствий касательно своего будущего, редактор прыснул и посмеивался до самого нашего расставания.
А расстались мы с ним в самых лучших чувствах, и, должно быть, чуть позже он отослал дяде Альберта письмо, в котором всё ему рассказал, потому что на следующей неделе нам пришла весточка от дяди Альберта, где мы прочитали следующее:
Мои дорогие ребятки!
Искусство нельзя навязать. Славу – тоже. А потому хочу обратиться к вам с просьбой умерить свои усилия по части восхваления моей персоны вашими восторженными голосами. Редактора можно попробовать провести, но в большинстве своём они всё же не дураки. Достопочтенная Этельтруда Бастлер, похоже, заронила в сердце редактора глубокую жалость ко мне. Пожалуй, этим и стоит ограничиться. А на будущее позвольте мне твёрдым, но ласковым тоном повторить вам совет, который я уже прежде не раз пытался донести до вашего юного слуха. Иными словами, не сочтите меня неблагодарным, однако не лезьте больше в чужие дела.
– Он говорит это только из-за того, что нас раскрыли, – вздохнула Элис. – А если бы всё прошло удачно, он бы уже благодаря нам вознёсся к сияющим вершинам славы. И это стало бы нашим собственным свадебным подарком.
Но свадебного подарка у нас не… Впрочем, автор уверен, что уже достаточно на сей счёт рассказал.
Глава 9
Летающий квартирант
Есть у отца один знакомый по имени Юстас Сендел. Не знаю уж, что там у этого Сендела скрывается в самых глубинах души, но отец называет его прекраснодушным идеалистом. Во-первых, Сендел – вегетарианец, во‐вторых, приверженец первобытного социального чего-то там[122], а в‐третьих, не имеет ни своего жилья, ни прочей собственности.
И впечатление он производит весьма положительное, но скучное. Ест исключительно хлеб с молоком, полагаю, по собственному сознательному выбору. Что ж, мистер Сендел и впрямь лелеет потрясающие мечты о том, что можно совершить на общее благо. Надеется привить обитателям образцовых домов для рабочих[123] культуру и стремление к лучшему. Вот о чём он толкует.
Поэтому мистер Сендел устраивает в Камберуэлле и других подобных местах концерты, на которых священники-попечители выступают с песнями об отважных испанских разбойниках-бандалерос и декламируют «Песню о луке» Артура Конан Дойла из его романа «Белый отряд», а люди, избежавшие участи священника, читают там комические фельетоны.
И мистер Сендел уверен, что это приносит всем и каждому большую пользу и позволяет простым людям «узреть проблеск жизни прекрасной». Это он тоже говорил, а Освальд слышал своими заслуживающими доверия ушами. Так или иначе, удовольствие от концертов публика получает большое, что само по себе уже замечательно.
Короче, однажды вечером он появился у нас с кучей билетов, которые хотел распространить. Отец взял несколько для наших слуг. Тут как раз зашла Дора взять клей для воздушного змея, которого мы тогда мастерили. И мистер Сендел осведомился:
– Ну а вы, моя маленькая юная дева, не хотели бы в четверг вечером поучаствовать в поднятии духа наших бедных сестёр и братьев на более высокий культурный уровень?
И Дора, конечно, ответила, что хотела бы, и даже очень. Тогда он, величая её то своей «маленькой юной девой», то «дорогим дитятей», принялся объяснять про концерт. Вот Элис бы, например, нипочём бы не потерпела, чтобы кто-нибудь именовал её подобным образом. Но Дора не столь взыскательна. Она не обращает на это внимания, лишь бы не обзывались. И в обращениях «моя маленькая» и «дорогое дитя», как и прочих в том же роде, она не находит ничего для себя оскорбительного. А вот Освальд бы, например, оскорбился, и даже очень.
Дора сильно воодушевилась, а знакомый отца так ловко воспользовался этим её энтузиазмом, что она взвалила на себя тяжкое бремя распространения билетов и сделалась буквально невыносима на всю следующую неделю.
Насколько я знаю, сестра действительно сумела навязать девять билетов каким-то доверчивым душам из Льюишэма и Нью-Кросса, по-видимому просто не отдававшим себе отчёта в том, к чему их склонили.
Нам всем отец тоже купил билеты, и в назначенный вечер мы viâ миссис Блейк (то есть в её сопровождении – иначе нам поехать бы не разрешили) отправились сперва на поезде, а затем на трамвае в Камберуэлл.
Поездка на трамвае была довольно весёлой, но после требовалось ещё идти до места пешком, и вот тут мы примерили на себя участь героев христианской писательницы Хесбы Стреттон «Одна в Лондоне» и «Первая молитва Джессики».
Потому что Камберуэлл – район ужасающий. Он заставляет вас задуматься о несчастных сиротах, которые ютятся на чердаках, где в холодную пору сквозь щелястые стены свистит ледяной ветер, или в сырых, промозглых подвалах. А у них на руках после смерти родителей ещё и младенцы остались! И эти всеми покинутые создания каким-то чудом умудряются выживать на скудные средства, вырученные от продажи одежды покойных родственников.
Вечер был сыроватый, шли мы по жирной грязи, и под ноги Элис вдруг попалось что-то валявшееся на тротуаре. Это были пять шиллингов, завёрнутые в обрывок газеты.
– Наверное, это чьи-то скудные сбережения, – предположила сестра. – Как же обидно не донести чашку до рта, когда мучает жажда. Думаю, мы должны отнести находку в полицию.
Но миссис Блейк сказала, что мы и так уже сильно опаздываем, и нам пришлось шагать дальше.
Концерт оказался довольно весёлым. Этим рассказ свой о нём и ограничу. Да вам, наверное, и самим приходилось хоть раз за свою юную жизнь побывать на подобных представлениях.
Пять шиллингов, завёрнутых в обрывок газеты, Элис весь вечер продержала у себя в муфте, и, когда концерт кончился, миссис Блейк позволила нам пройти сквозь голубую бумажную дверь за сцену, чтобы увидеться с мистером Сенделом. По нашему мнению, он вполне мог знать, кто потерял пять шиллингов, и вернуть находку горюющей семье. Мистер Сендел куда-то очень спешил, но деньги взял, пообещав сообщить нам, если что-то выяснит.
С концерта